Дмитрий Учитель
Конец главы
I
..."Икарус" на развилке промелькнул,
Как нота света в грохоте туннеля,
И в тот же миг потусторонний гул
Заполнил щели раковин панельных,
И дикие маслины за окном,
Рисуясь, как на старом фотослайде,
В округе, перевёрнутой вверх дном,
Явились воплощением разлада.
Заложник гравитации - карниз
И кем-то отодвинутые шторы
Сыграли отступление на "бис",
Тем самым подчеркнув мышиный шорох
Со стороны мансарды угловой,
Где, сузив на мгновение аорту,
Сквозняк гулял в проходе сам не свой,
Как карандаш по клеточкам кроссворда.
II
...И женщина, стоявшая внизу
Всё это время, – отрешённым взглядом
Окинула, предчувствуя грозу,
Попытки жизни течь обычным ладом,
Раскрыла зонт, слегка дрожавший при
Контакте с терпким воздухом горячим,
И породнилась с облаком сквозящим,
Над крышами бесшумно воспарив.
Посвящение
… Грохот рояля, вспыхнув в памяти перекрёстка,
Плыл над --- арок, витрин, церквей
И над затишьем скользким улиц, изрытых оспой,
Где погибал Орфей…
И виноград-лунатик, кравшийся по карнизу,
Видел, как, набегая ширящейся волной
На черноту бульвара, свет фонарей лоснился,
Будто проныра-зной
Силился продержаться до наступленья ночи,
В маске Пьеро по пёстрой набережной бродя…
И состоял из мелких крапинок-многоточий
Весь монолог дождя.
… Липы вдали знобило. Резко поднявшись к горлу,
Вера в простор была мутна, как зрачок слепца.
… Ливень ускорил шаг – и бронзоволикий город
Раковиной прозрачной выпал из рук Творца.
Зимняя сказка
...На дисплее бульвара
высветилась фигура
человека с букетом в руках,
одетого не по погоде.
Он шёл по снегу,
не оставляя следов,
и на голос ветра
не откликался.
В десяти метрах от него
предновогодний трамвай,
хрипя, как астматик,
в бронхи заталкивал воздух,
собравший, подобно линзе,
лучи мобильных звонков.
Человек повернул к трамваю,
по взмаху его руки
застывшему в ожидании.
Пассажирам почудилось
в ту минуту,
будто поверх дыханья
морозной мглы
выступил гул
тысячи раковин,
но откуда возник он -
никто не мог объяснить
ни тогда, ни позже...
...Мгновенье спустя горожане
наблюдали из окон
полёт трамвая
сквозь новогоднюю ночь -
и, купаясь в огнях,
мир вращался, как ёлочный шар.
Ловцы сардин
Безлунной ночью,
когда пространство
охвачено темнотой,
выходят в море
ловцы сардин.
Вдруг замечает
вперёдсмотрящий:
пурпурная гладь морская
озарена
светом молочно-белым.
Путь указан.
Направленье меняет
кормчий.
Мотобот, идущий кругами
Вдоль мерцающего косяка.
Заброшенный невод.
… Рыбьи хвосты
источают
жёлтый прозрачный огонь –
он и растопит лёд,
сковавший глаза ночи.
Волна и камень
… Вода то вспыхивала снежной пылью,
То гасла и впадала в забытьё,
То снова, пробуждённая, искрилась,
Почувствовав, что на её губах
Протяжной болью отозвался ветер…
И камешек подскакивал на ней,
Не сомневаясь, что в протяжном плеске
Услышит ровно бьющееся сердце
Стихии, говорящей солнцу «да».
Ему, однако, было невдомёк,
Какая тайна пряталась в прозрачных
Глазах волны, вонзившихся в него…
(Кто знает, впрочем, было ли волне
Известно о существованье тайны…)
Звезда
Обруч мороза
сжимает сердце
вечернего города.
За синими окнами лавки
густеет
скрип саней.
Становится оживлённой
бубенчиков беготня.
Младшая дочь
лавочника
сидит за прилавком
в то время как сёстры
бегают с офицерами
местного гарнизона.
Пуншевым огоньком
уплывает вечер.
При виде звезды,
взошедшей на снежном небе,
её бьет дрожь,
как при входе в воду:
так похожа звезда
на ту, другую,
вспыхнувшую когда-то
в рождественском сне…
«Как прямо звезда глядит» -
думает,
закрывая глаза,
всё ещё горячие.
Сага верхнего города
I
Мечта сбылась: тихоголосый город
Плыл по теченью их сердце и взглядов,
И плотный рокот глохнущего моря
Вливался в них до головокруженья,
Когда они по сходням поднимались
И сквозь толпу как призраки скользили.
II
Всё в городе казалось закруглённым
И было в представлении приезжих
Подобьем эха: лица и событья
По кругу шли…
В сознании всплывали,
Как пузырьки шампанского, рядами
Художники и аккордеонисты,
Всегда одни и те же. Пахло йодом,
Бензином и духами…
…Из тумана
Семь дней поочерёдно выходили
И снова в нём скрывались, как в пещере –
Семь мглистых дней, похожих друг на друга.
III
Заметим на полях: они привыкли
Смотреть на жизнь, как на свечу – слезятся
Глаза, встречаясь с пламенем, таящим
От них свою изменчивую сущность, –
А между тем достаточно дыханья –
И пламя гибнет, со струёй воздушной
Столкнувшись…
… И, увы, не в наших силах
Сказать огню и ветру: «Примиритесь…»
IV
… Круг жизни замыкался…
В полнолунье,
Откликнувшись на гулкий голос неба,
Они ушли к нему по гребню крыши, –
И с той минуты их никто не видел.
Голограмма
В широких зрачках вселенной
Колышется Млечный Путь –
Взволнованный виноградник.
Над ним, сияя улыбкой,
Парит Гагарин
С лазурной сферой в руках.
Её отблеск
Ложится на сны землян,
Как дыхание на стекло.
Когда он пишет…
Когда он пишет,
глаза солнца
скользят у его лица,
и трава,
улыбаясь сквозь слёзы,
бежит на цыпочках
ему навстречу.
Когда он пишет,
прозрачным веером
развёрнут ветерок
из Города Воспоминаний.
Когда он пишет,
вокруг его сердца
вьётся рой
огненных роз.
Происхождение поэзии
Человек
Протянул руку к звезде,
Чтобы сорвать её.
Оказавшись в его руке,
Небесный плод
Брызнул соком –
Прозрачным огнём.
Свет заглянул в глаза ночи,
Заставив её говорить.
И опять этой ночью…
И опять этой ночью
Я видел,
Как падали в землю
Алмазные зёрна света.
И вырастали во тьме
Крылатое дерево
И было оно как птица,
Запутавшееся в силках пространства.
Но чья-то невидимая рука
Силок разорвала,
Вызволив из неволи птицу –
И та взмыла в небо,
Унося на своих крыльях ночь.
Как пламя к дровам подступает,
Так к сердцу стремятся слова.
Ты ходишь по углям, глотая
Густеющий дым естества.
И пламя-змея оплетает
Твой опыт и чувства твои.
Они уже вне обладанья -
Сжимаются кольца змеи.
Сжимаются кольца, но вскоре
Слабеют. И рвутся, как жгут.
И слово, лишенное скорби,
Слетает с обугленных губ.
|
